96 лет назад, 31 января 1921 года в Чуртанской и Челноковской волостях Ишимского уезда Тюменской (Тобольской) губернии (сейчас Викуловский и Абатский районы) произошло вооруженное выступление крестьян против насильственной продовольственной разверстки и произвола местных продработников. Вскоре крестьянское антибольшевистское восстание охватило громадную территорию от Казахстана до Ямала.
«Сибирская Вандея»
В советской и постсоветской исторической науке существовали две оценки Западно-Сибирского или Ишимско-Петропавловского восстания 1921 года: кулацко-эсеровский мятеж и стихийное крестьянское движение.
Вообще же 1920 и 1921 годы были наполнены примерами почти однотипных крестьянских выступлений по всей Советской России, от украинских степей до дальневосточной тайги. «Антоновщина» в Тамбовской губернии, «Лубковщина» в Нарымском крае, «Чапанная война» в Самарской и Саратовской губерниях, «Вилочный мятеж» в Башкирии, «Колыванщина», «Бутарминское восстание» на Алтае… Кульминацией подобных выступлений крестьян стало самое массовое Западно-Сибирское восстание, длившееся практически весь 1921 год и сопровождавшееся зверской жестокостью с обеих сторон противостояния. Неслучайно его иногда именуют «Сибирской Вандеей», по аналогии с затяжным кровавым мятежом 1793-1795 годов в департаменте Вандея во время Великой французской революции.
Но если считать события 1921 года в нашем крае мятежом, значит, должны быть – единое руководство и программа (план) действий. Советская историография считала, что контрреволюционное восстание крестьян возглавили законспирированные местные ячейки Сибирского крестьянского союза, созданного эсерами (социалистами-революционерами) летом 1920 года в Омске.
Сейчас известно: все руководители СКС были арестованы чекистами в ноябре-декабре 1920 года. Многочисленные опубликованные архивные документы, подкрепленные воспоминаниями очевидцев, дали полное основание для вывода: у восставших против политики «военного коммунизма» не было единого командования, единого штаба, единого плана действий. В этом заключалась одна из основных причин поражения восстания и перерождения народного протеста против произвола продработников в политический и уголовный бандитизм.
Вместе с тем, со стороны повстанцев и населения, вовлеченного в стихийный бунт, отмечались целенаправленные попытки руководства боевыми операциями и организации самоуправления контролируемой территорией.
Рассекреченные после августа 1991 года архивные следственные дела на участников восстания 1921 года свидетельствуют, что в наиболее совершенной форме повстанческие органы гражданской и судебной власти были созданы в Тобольске, тайно оставленном уездным исполкомом, коммунистами и красноармейцами в ночь с 20 на 21 февраля. Когда население замерло в предчувствии грабежей и погромов.

«Слава богу, есть власть!»
Лидер тобольских профсоюзов Алексей Евгеньевич Коряков действовал в ту страшную ночь энергично и решительно.
«Главная наша задача, – внушал он экстренно созванным членам профсоюзов, – сохранить от расхищения запасы продовольствия, общественное имущество и винный склад. За него больше всего опасаюсь. Если обыватель доберется до него, спокойствие в городе нам не обеспечить. На охрану винного склада пошлем учителей, работников земли, леса и искусства – наши самые культурные силы. Отдадим им на всякий случай все наше оружие: 4 охотничьих ружья и 8 патронов…»
Позднее местные газеты отметили: «Как ни велико было желание некоторых тоболяков добраться до живительной влаги, все же винный склад удалось отстоять. Продукты продовольствия тоже сохранили за исключением небольшого количества мяса, которое было расхищено сразу после того, как коммунисты оставили город, не сообщив Бюро профсоюзов о своем отъезде. Общественное спокойствие в городе не нарушилось… В общем все обошлось благополучно…»
Из расклеенных на заборах объявлений тоболяки узнали об образовании Временного городского совета из пяти членов бюро профсоюзов «со следующим распределением обязанностей: т. Коряков – председатель Совета, т. Тихонов – охрана города (комендатура), т. Никифоров – заведование всеми правительственными учреждениями, т. Новодворский – заведывание народным хозяйством и промышленностью, т. Солодухин – заведывание продовольствием и снабжением города». Население призывалось «к соблюдению полного порядка и оказанию широкой помощи Совету во всех его мероприятиях, направленных к охране города и безопасности граждан и их имущества».
«Слава богу, – крестился обыватель, – есть власть!»
Через день в бывший губернский центр вошли мятежники. Очевидец писал: «Странное, непривычное зрелище – воины не воины. Простая домашняя одежда, мешки… А оружие! Тут и современная винтовка, и допотопный дробовик, и самодельная пика, и просто дубина… Это – восставшие крестьяне…»
В городе было введено военное положение, объявлена мобилизация в народную армию всех граждан в возрасте от 18 до 35 лет, начались аресты и обыски.
Временный городской Совет заявил по этому поводу протест начальнику гарнизона Желтовскому и добился создания комиссии по проверке обоснованности арестов. Ее возглавил Коряков. Из 53 арестованных 50 удалось освободить. Среди них был престарелый отец Залмана Лобкова, видного сибирского большевика, казненного колчаковцами еще в 1919 году в Челябинске.
На попытки мятежников перетянуть на свою сторону рабочих профсоюза ответили обращением «От рабочих и служащих гор. Тобольска к народной армии и ко всему трудовому крестьянству». Несмотря на минувшие 95 лет, оно во многом созвучно и нашему сегодняшнему времени: «Городской рабочий, объединенный в профессиональные союзы, видит, как оживились с восстанием крестьян все черносотенные элементы, как часть духовенства, ищущего государственного жалования, мечтает о старых романовских порядках, как радостно сияют лица спекулянтов-купцов и старых угнетателей городского рабочего – промышленников, как громко раздаются голоса царских защитников, натравливающих татар на русских, русских на евреев, крестьян на рабочих, и все это не может не тревожить городского рабочего, отдавшего много сил и понесшего много жертв в борьбе за освобождение народа от рабства капиталу».
Автором этого документа был Коряков. Всего пять дней продержалась власть Временного городского совета, но за это время в Тобольске были решены многие проблемы, казавшиеся до февраля 1921 года неразрешимыми. Стали нормально работать бани. Организована гражданская милиция из добровольцев. В город завезли дрова. Открылись больницы и школы. На рынке появилась сметана. Четыре библиотеки – немало для тогдашнего Тобольска – ждали читателей. Театр обещал премьеру…
Бюро профсоюзов поставило условия гарнизонному собранию – юридически высшему органу военной власти: «создание настоящей всенародной власти путем выборов на основе всеобщего прямого равного и тайного голосования и никак иначе».
Под руководством Корякова разработали весьма краткое и простое положение о выборах. 25 февраля опубликовали его в газете «Вестник». Эти выборы в Тобольске стали единственным после крушения в России царского самодержавия примером народного волеизъявления.

«Вся власть народу»
27 февраля в Народном доме (сгоревшем в начале 90-х годов XX века драматическом театре) Коряков объявил результаты голосования и открыл первое заседание крестьянско-городского Совета. Оркестр грянул «Марсельезу». Депутаты и публика встали. В своем выступлении Коряков доложил о результатах работы Временного городского совета и «выразил надежду, что новый выборный орган будет выразителем воли всего народа, а не отдельных лиц и групп». Как символ справедливости и милосердия он передал депутатам Совета икону Абалакской Божьей Матери. Председателем Совета был избран Степанов, его заместителями – крестьяне Щербаков и Кориков, а членами президиума Бронников и Кобяков (от города), Пальнов и Вахрушев (от крестьян). Сам Коряков не вошел в состав Совета, однако постоянно влиял на его деятельность через пятерых представителей от профсоюзов и редакции газеты «Голос народной армии» (полный комплект этого уникального издания передан в сентябре 1991 года УКГБ по Тюменской области на государственное хранение в ГАСПИТО – А.П.).
Коряков быстро понял, что «у восставших крестьян нет никаких твердых политических взглядов, кроме одного – свергнуть коммунистов, что повстанцы не могут себе ответить, ради чего нужно это свержение и какую власть поставить вместо коммунистической».
Стихийному бунту, анархии, хаосу он противопоставил четкую, конкретную программу, изложенную в статье «Основные принципы организации новой власти». В его представлении «без ясно осознанных политических и экономических целей и идеалов трудно вести даже внешнюю войну, а гражданская же революционная борьба без ярких, всем понятных лозунгов просто немыслима. Таким широким лозунгом настоящего движения и является лозунг «Вся власть народу». Государственная власть должна быть избрана всем народом, должна являться действительным выразителем его настроений и исполнительным приказчиком всенародной воли… Всякая попытка навязать власть сверху, поставить во главе народа какую-нибудь одну группу, защищающую свои интересы, заранее обречена на неудачу. Так кончилось царское самодержавие, когда власть принадлежала дворянам и помещикам, так погиб Колчак, намеревавшийся вручить бразды правления буржуазии, так бесславно падет и диктатура коммунистической партии, думающей насильственным образом править Россией.
… Каким же образом может создаваться такая настоящая всенародная власть? Только путем выборов на основе всеобщего прямого и тайного голосования. Лица, стоящие во главе власти, должны всегда помнить, что возврата к старой дореволюционной России быть не может, что всякие мечты о том, чтобы «Волга-матушка да вспять побежала», несбыточны. Россия в 1917 года стала на революционную дорогу и с нее не сойдет. О возврате земли помещикам или о нарушении закона о 8-часовом рабочем дне не может быть речи. Несомненно, частная собственность восстановится, это историческая необходимость «ее же не прейдеши», но царство беззастенчивой эксплуатации человека человеком умерло вместе с царизмом.
… Коммунистический суд на основании революционной «совести» должен смениться судом юристов на основании писаных законов. Во всей полноте должен быть восстановлен также и институт суда присяжных – ценнейшее достижение в судебной области.
Затем по мере большего и большего отхода фронтов должны воскресать и остальные свободы, также причисленные коммунистами к «буржуазным выдумкам», как-то: свобода личности, слова, печати, совести, собраний, союзов, стачек, передвижений, неприкосновенность личности и жилищ и полная отмена смертной казни».
Коряков предлагал путь экономического развития края через кооперацию. По его убеждению, «трудовик-крестьянин является основой хозяйственного благополучия всей нашей страны, а кооперация – хозяйским разумом и экономической волей середняка-крестьянина… При условиях современной нашей жизни первенствующее значение имеет заготовка сырья, являющегося нашим контрвалютным фондом, обеспечивающим получение железа, бумаги, ниток и т.п. с Запада, мануфактуры, лекарств и т.д. – с Востока или из-за границы вообще… Мы не можем, не смеем думать о возврате старых хищнических приемов ведения народного хозяйства. Нужно определенно и твердо установить, что частные интересы отдельных лиц и групп должны быть подчинены интересам общества в целом».
Дальнейшее развитие событий: оставление 8 апреля мятежниками Тобольска, арест и внесудебная расправа не позволили Корякову и его сторонникам реализовать свои планы. На допросах в Тюменской губчека Коряков утверждал: «… Я не думал ни о какой личной власти, так как полагал, что эта стихия (мятеж) временная… Главное для меня было: сохранить порядок в городе, уберечь людей от погромов и грабежей…»

Арест и расправа
Среди горожан началась кампания по освобождению бывшего председателя Временного городского совета – явление по тем временам необычное. В Тобольское политбюро, так назывались тогда уездные ЧК, поступило ходатайство бюро профсоюзов, в котором отмечалось: «… А.Е. Коряков известен союзу как человек, связанный идейной связью с трудовыми массами, посвятивший большую часть жизни и сил работе в профессиональном движении. Перед глазами союза прошла его организационная работа в жуткий и страшный момент, когда г. Тобольск, оставленный коммунистической властью, был предоставлен всяким случайностям со стороны неорганизованной обывательской массы, а также и во время господства повстанческих сил. Среди условий крайней политической реакции, исходившей от военного штаба повстанческой власти, тов. Коряков заявил себя как стойкий боец за демократические завоевания русской революции…
Ввиду всего изложенного профсоюзы просят власть об освобождении тов. Корякова от тюремного заключения и скорейшем окончании его дела».
За него просила еврейская община. Хлопотали люди, которых он спас от гибели. Врач Жуков писал: «Вместе с товарищами я должен был эвакуироваться из Тобольска. Семью свою, состоящую из жены и трех малолетних детей, взять с собой не мог, так как у них не было теплой одежды, а 20 февраля и далее стояли сильные холода. Оставляя семью в Тобольске, я мало надеялся увидеть их живыми… Притеснения семьи, частые обыски начались с первого же дня прихода бандитов в город. Жена металась туда-сюда, ища защиты. Наконец, помогли ей в этом гр-не Коряков и Бунин. Эти люди спасли мою семью».
Невиновность Корякова была столь очевидна, что проводивший следствие по делу участников тобольских событий помощник уполномоченного секретного отделения губчека Мозшевилов в заключительном акте указал: «к 3-й категории (общественные работы на месте сроком от года до трех лет – А.П.) полагал бы отнести тех лиц, которые по своему роду преступления играли в повстанческом движении видную роль, но не сопровождавшуюся кровавыми казнями... Коряков Алексей Евгеньевич».
Однако коллегия Тюменской губчека решила иначе: «Применить к А.Е. Корякову высшую меру наказания». 22 февраля 1922 года Президиум ВЧК утвердил это решение. Бывшего председателя Тобольского временного городского совета, организатора единственных во время великой гражданской смуты в России демократических выборов расстреляли в Тюмени в конюшне во дворе дома бывшего хлеботорговца Жернакова на углу улиц Ишимской и Томской (сейчас Орджоникидзе и Осипенко). Тело на санях свезли по Масловскому взвозу к реке Туре и опустили в черный квадрат проруби – тогда сибирские реки часто заменяли кладбища.

Штрихи к портрету разночинца
Не могли же местные партийные, советские и чекистские органы взять на себя часть вины за стихийный крестьянский бунт. Командиров повстанческих отрядов захватить не удалось: они или погибли в боестолкновениях с регулярными частями Красной армии, или растворились бесследно в необъятных таежных просторах. Организаторами, вдохновителями и руководителями восстания 1931 года в Западной Сибири представили эсеров. В их числе Корякова – как одного из главных.
Эта концепция долго господствовала в исторической науке. Тюменский писатель Константин Лагунов, пытавшийся с 1967 года переосмыслить причины и характер «Сибирской Вандеи», отдал должное «поразительной энергии, инициативной деловитости и неиссякаемой работоспособности Корякова», однако не отошел от утвержденного стереотипа: «Коряков – эсер и главный идеолог мятежа».
Каким же в действительности было членство в самой массовой в начале XX века в России партии социалистов-революционеров Алексея Евгеньевича Корякова – фактическим или формальным? Попытаемся разобраться.
19 мая 1921 года он так рассказал чекистскому следствию о своем происхождении и партийной принадлежности: «Мне 42 года, родился в Туринском уезде Тюменской губернии в семье священника. Женат, имею трех сыновей от 9 до 1 месяца и дочь 6 лет. Дома своего нет, живу в Тобольске по улице Рождественской, 32… Три года я учился в Тобольской духовной семинарии, а затем – в Ишимской духовной школе. Читал там книги и брошюры партии социалистов-революционеров, потом вступил в кружок, которым руководил учитель семинарии Архангельский. Учительствуя в селе Лихановском Ишимского уезда, я вел чисто культурное поучение среди крестьян, но членом партии тогда официально не состоял. Материалы для чтения получал из Московского университета. Через два года меня перевели учителем в зырянское второклассное училище (Успенская волость Тюменского уезда). Там я говорил с учениками о социализме. За эти мои считавшиеся неблаговидными поступки меня перевели в Тугулым. Там я организовал учительский союз, а при создании в Тюмени партии эсеров я вступил в таковую в 1914 году…»
Штрихов к портрету разночинца Корякова добавила на региональной научно-практической конференции в ноябре 2013 года в селе Нижняя Тавда его правнучка Елена Алимпиева, учительница истории средней школы в селе Велижаны Нижнетавдинского района. «… В Тугулыме молодой учитель покорил сердце юной ученицы уездного училища Харитины Шахтариной… В годы первой русской революции она – учащаяся фельдшерско-акушерской школы в Тюмени – помогала ему в хранении и распространении противоправительственных листовок. В феврале 1906 гола Корякова арестовали и заключили в тюменскую тюрьму. Через три месяца освободили под поручительство и денежный залог в 500 рублей казначея местного отделения Всероссийского союза учителей Матусевича… По последующему судебному решению Корякова отправили в ссылку в Каннский уезд Енисейской губернии. Харитина добровольно последовала за ним. Там они поженились. Родились дети: Зоя (1912) и Евгений (1914)...»
По показаниям самого Корякова, «… с началом войны я приехал в Омск и поступил в военно-промышленный комитет на должность секретаря, потом работал в кооперации. Обязанностью каждого партийца было организовать кружки среди местного населения, так и среди войск. В декабре 1918 года в силу преследования со стороны колчаковской контрразведки мне пришлось уехать в Тобольск. Там я потерял все связи с партией и никакой работы не вел».
Являясь руководителем тобольских профсоюзов и выражая интересы рабочих и служащих, Коряков был по своим политическим убеждениям, скорее, социал-демократом, чем эсером.
На допросах в губчека он по-своему объяснил причины стихийного крестьянского бунта в Западной Сибири: «… Трудовому народу оставалось или безропотно умирать под тяжким гнетом комиссарского самодержавия, или восстать с голыми руками против вооруженного до зубов нового угнетателя – вышедшего из рядов самого народа и поднявшего руку на права этого народа…»
Харитине Васильевне Коря­ковой не удалось добиться свидания с арестованным мужем, несмотря на знакомства с некоторыми местными большевиками. Переживая за судьбу дочери и старшего сына (двое младших умерли от болезни), она возвратилась в родное село Трошково Тугулымской волости и работала там учительницей. Вышла замуж за лесничего Федора Евдокимовича Брагина и переехала с ним в 1925 году в Нижнюю Тавду. Здесь родились Вера и Ольга. В 1935 году их отец умер от туберкулеза. Вступить в колхоз трудолюбивая женщина отказалась и за счет личного хозяйства (держали корову, овец, кур, работали на огороде) вырастила своих детей и приемную дочь Антонину. Разъехались старшие – Зоя и Евгений. Сын воевал в составе знаменитой 150-й стрелковой Идрицкой ордена Кутузова дивизии, бойцы которой водрузили Знамя Победы над фашистским рейхстагом. За участие в штурме Берлина сержант Коряков награжден медалью «За отвагу». После войны посвятил жизнь изучению Байкала. У дочерей свои семьи…
На примере родословной Коряковых – Шахтариных – Брагиных учительница Алимпиева воспитывает у школьников интерес, уважение и любовь к семье, малой Родине, своему Отечеству, чувство человеческого достоинства, правды и справедливости.